Мы в социальных сетях:
Главная События Обозрение Видео Фото Аудио
Новости региона Тема дня Актуально Аналитика В мире
Буденновск: жертвы "независимой Ичкерии"
14 июня 2013 16:41 Пятница
Буденновск: жертвы

Сегодняшний день - особая дата для жителей Буденновского района Ставропольского края. Ровно 18 лет назад, 14 июня 1995 года задыхающийся от пекла город в степи захватила банда Шамиля Басаева. Это был первый массовый теракт, устроенный сепаратистами-чеченцами в России. Никто в руководстве страны тогда не знал, как на него реагировать. Но меньше всего понимали, за что им такое горе, сами буденновцы. Почти в каждой семье кто-то либо погиб, либо был ранен, либо попал в заложники. Корреспонденту BigCaucasus выпало на долю все пять страшных дней провести в захваченной больнице.

В июне 1995 года в Буденновске было жарко. Днем температура в тени доходила до 40. Но на обеденное время 14 июня, в среду, у меня было назначено первое в жизни интервью. В центре Буденновска, в местной радиостудии "узла связи". Потом там и в соседнем здании администрации города и района мой учитель-радиожурналист Игорь Ильинов найдет желтоватые листы A4 с надписью "Свободо или смерт" и сохранит вместе с записями первых выстрелов. Если бы тогда были сотовые телефоны и те, кто первыми узнали о нападении, могли предупредить родных, раненых и заложников было бы намного меньше.

Но не зная ни о чем, я побежала на последний до перерыва пригородный автобус. По пути подобрал сосед на будке-вахте. Если бы не он, добраться до Буденновска я уже не смогла бы. Наша "гармошка" стояла в центре города. В ней, свесившись на руле, сидел водитель. Он был мертв. Этот факт до нас дошел не сразу.

Еще на въезде в Буденновск над нами низко кружился вертолет. Подумали, что кого-то ищут. При повороте на одну из главных улиц - Советскую - пришлось слева объехать стоявший на въезде красный жигуленок с вооружённым солдатом за рулем. Он двинулся сразу за нами, перекрыв возможность вернуться. На всех боковых перекрестках также стояли машины. Кое-где в них сидели окровавленные люди. Нам показалось, что идут съемки фильма. До того нереальной была картина вокруг нас. Но потом сознание все же поверило глазам. В автомобилях были настоящие убитые.

На перекрестке с Пушкинской, перед которым мы объехали тот самый автобус с мертвым шофером, нас остановила группа вооруженных автоматами бандитов. Их российская форма уже не вводила в заблуждение. Держа нас под прицелом, они приказали мне покинуть кабину. Мой сосед, как рассказал после моего освобождения, по приказу убрал вахту с дороги, поехав налево, в сторону ранее захваченного чеченцами ОВД, и по пути сбежал дворами. Я не смогла. Меня и еще нескольких человек из легковушки под конвоем вели направо, на центральную площадь. Там, с верхних этажей здания администрации жестикулировали все те же бородачи с автоматами. Одни махали, чтобы обходила справа. Другие - слева. Боялась, выстрелят либо те, либо другие.

Справа, за порогом администрации, толпа таких же, как я, растерянных и испуганных людей уходила во двор. Затесалась поглубже. Увидела, как из наших рядов за руку вытащили красивую девушку. На всякий случай распустила волосы на голые плечи. Стерла помаду. Очень удивилась, когда среди боевиков увидела женщин. Одна особенно запомнилась: рыжая, грубая, нервная.

Заложников, а это слово уже было произнесено, усадили вокруг бензовозки. Сверху кружились вертолеты, и чеченцы нам объяснили, что если их уничтожат с воздуха, с ними вместе погибнем и мы.

Буденновск: жертвы

Среди нас уже были раненые. Под деревом лежала и громко стонала крупная пожилая женщина. Она истекала кровью. Боевики искали врачей. Кто-то отозвался, но этой несчастной выжить было не суждено, как я узнала потом. Тогда же нас просто подняли и повели колонной по бульвару широкой Пушкинской улицы. По пути я заглядывала в молодые лица боевиков с пугающими карими или же чистыми серо-голубыми глазами, чтобы понять, что нас ждет дальше. Ответом были расстрелы всех жителей, попадавших в их поле зрение и пытавшихся бежать. Один русский паренек из заложников по-джентльменски взял мою дамскую сумку. Увидела, как втихаря положил в нее лимонку.

Колонна повернула направо. Дошла до больницы. На площадке для разворота автобусов нас снова усадили на землю. Стали проверять документы. От сумки с гранатой я тут же избавилась, положив как ничейную. Потом нас повели к входу в больницу. Стали делить на мужчин и женщин. Искали военных и начальство. Как я узнала потом, захваченных летчиков вскоре расстреляли. А нас просто загнали внутрь.

Я дошла до третьего этажа. В кабинетах кричали раненые, оперируемые и рожающие детей в этот страшный час. Их окон коридоров отстреливались чеченские автоматчики. Стоять напротив палат и оконных проемов было смертельно опасно, и я забилась за дверь в темном коридоре. Там и стояла до вечера, пока не увидела... отца. Он бродил по больнице в полной растерянности. Оказалось, мама послала искать меня, и после работы на велосипеде (сгоревшем потом во время штурма) он доехал до самой больницы. На входе чеченцы его обыскали и пустили внутрь. И, о чудо, папа нашел меня в лабиринте крыльев, коридоров и переходов.

Мы прошли дальше, попав в другое крыло больницы, к палате с сердечно больными. Коридоры были забиты народом. Вдоль всех стен на стульях и на полу сидели взрослые и дети, женщины и мужчины, бабули и старики. Ночь так и провели - лежа вповалку. На следующий день подружились с палатой больных. Один старый дед уступил на время свою кровать. Лежать не мог - хватало сердце, он хрипел, но лекарств не давали. Раздали лишь какой-то жидкий суп и второе. Это был единственный прием настоящей пищи за пять дней. Потом кто-то добывал печенья, мой отец - сахар. А смешная мелкая и писклявая старуха на третий день обзавелась консервами с детским питанием. Ела, ни с кем не делясь. И громче всех кричала во время штурма, так что можно было оглохнуть от ее, "Не стреляйте!". После штурма, в воскресенье, появился хлеб.

Впрочем, безопаснее было лежать под кроватью. Под одну из шести коек забился большой и лощеный молодой мужик. По секрету признался - из служивых, поэтому прятался, боясь попасть под расстрел. Сюда же попали махачкалинцы, с захваченного чеченцами автобуса. Один темный дагестанец едва не погиб от пули, наверно, российского снайпера. Видно, приняли за бандита. Больше в палате в полный рост он не разгибался.

В ту же палату попала мать моего учителя. В четверг еще разрешали звонить с телефона в фойе. От нас требовали, чтобы мы объясняли родным и знакомым, что в больнице пять тысяч человек, чья судьба зависит от покладистости российского правительства на переговорах с ичкерийскими сепаратистами. На самом деле нас было около тысячи шестисот человек. Мать Ильинова сообщила журналисту, где я нахожусь. Так моя мама узнала, что я в заложниках. Списки, где мы значились вместе с отцом, составили, передали на волю и прочитали по радио позже.

В четверг с утра мы еще включали радиоприемник. Опрометчиво я держала его в руках. Вошел боевик ногайской внешности, раненный в ногу, руку и голову. Навел дуло на аппарат, посмотрел на меня, я сразу выключила. Больше радио не работало. Обрубили. Телефоны в фойе и телевизор, который мы могли смотреть в среду, тоже запретили.

Пока еще можно было ходить в душ и туалет. Там стреляли, но вода шла. К пятнице кончилась и эта роскошь. Ничего уже не хотелось. Все ожидали штурма. Боевики ночью молились и пели какие-то горские песни. Суетились по этажам и коридорам. Я рассматривала потолок возле дверей, мечтая, как спрячусь наверху, когда внизу начнется бой.

Буденновск: жертвы

Сколь глупыми были эти мысли, я поняла на рассвете в субботу. Боевики стали сгонять нас по коридору: "Просыпайтесь! К окнам, к окнам". Никто не хотел выставлять грудь под пули. Началась канонада в ритме футбольной кричалки "таа-таа-та-та-таа та-та-та-таа-та-та". "Быстро к окнам, иначе будем стрелять", - показывали нам дулами боевики. И вот я уже у окна столовой кричу "Не стреляйте!". Рядом отец, паренек-односельчанин и та самая визгливая старушка. Мы машем рубашками и простынями. В соседнее окно попадает пуля, женщину ранит стеклом. Мы тут же выламываем нашу раму. Впереди в дыму дерево. В какой-то момент с него падает человек. Потом на этом месте поставят памятник "альфовцам". Сзади подходит боевик с трубой-гранотометом. Выставляет его между мной и отцом, отойти не дает. Меня обжигает выстрелом. Боевик убегает к другому окну. Мы кричим неустанно. Мы не понимаем, как наши, российские солдаты могут стрелять по мирным людям. А они стреляют и одиночными, и автоматными очередями? и палят из танков и бронемашин, которые гудят невдалеке за завесой дыма.

Стрельба стихает. Мы живы. В раздаточной комнатке под столом собирается человек пять подростков из моего села. Один, Сема, пришел с первого этажа. Его друга раскроила бомба. Он рассказывает такие ужасы, от которых наш третий этаж кажется раем. Пришел и молоденький семнадцатилетней чеченец с зеленой повязкой на лбу. Сказал, что он - "смертник". Всю его семью уничтожили российские войска, когда напали на Грозный. Ему остается только мстить. Мы слушали и ужасались, что ни о чем таком в своем тихом Буденновске в 300 километрах от Чечни и не задумывались. Пообещали этому чеченцу после освобождения дойти до Кремля и заставить Бориса Ельцина прекратить войну в Чечне. Это был синдром заложника. Мы поверили в благородные цели бандитов, забыв о невинно погибших и покалеченных соседях и родных, которых басаевцы положили во имя химеры "свободной Ичкерии".

Вдруг в одном из крыльев больницы - родильном доме - начался пожар на нашем, третьем этаже. Мы все сбегаем вниз, на второй. Но там гораздо страшнее. Снова начинается штурм, и сюда долетают артиллерийские снаряды. Отсюда боевики ведут активную оборону. Многие ранены и истекают кровью. Рекреация в середине этажа простреливается в огромные окна и выбоины. Я стараюсь не выползать за угол в нее. На меня давит толпа спустившихся вслед за мной. Я отчаянно хочу жить. Долго ли это продолжалось, не помню. Второй штурм тоже завершился ничем.

Мы поднялись обратно. Мой отец пошел носить трупы, я спряталась в раздаточной. На одном из мальчишек был пояс со святыми помощами. Я читала их вслух.

Буденновск: жертвы

Самое страшное было позади, но мы об этом не знали. С боевиками начались полноценные переговоры. Мы молились, чтобы не было третьего штурма. Спас ли нас образ Богородицы, привидевшийся верующим в мареве неба, или все-таки глава правительства Виктор Черномырдин, которого потом сделали почетным жителем Буденновска, но в воскресенье, 18-го июня из больницы выпустили рожениц с детьми. Оставшимся дали поесть хлеба. В туалет мы ходили в сгоревшее крыло, на пепел, в сопровождении боевиков.

В понедельник боевики добились гарантий по безопасному отъезду из Буденновска. Пришли вербовать водителей и добровольцев из заложников. Мой отец поехал на автобусах с ними до Ханкалы. Я, уже прыгавшая от радости по тротуарам Буденновска после освобождения, следила за его судьбой по новостям. Была уверена - отряд бандитов ликвидируют по дороге в степи. Но их отпустили, чтобы ловить по одному еще как минимум 17 лет. Зато я выжила. И мой отец. Но потом был Буйнакск, "Норд-Ост", Беслан, взрывы в метро и еще много чего. Нужно ли было меня убить, доведя штурм больницы до конца или ликвидировав автобусы вместе с отцом, с правозащитником Сергеем Ковалевым и журналистами, в том числе иностранными? Кто-то до сих пор считает, что да. А я благодарна судьбе, что жива.

Светлана Болотникова

топ видео
новости региона